|
Сцена светла и открыта для глаз Свежее дерево кажется, еще хранит смолистый запах соснового бора. Это и хрупкие мостки над речушкой, где плещется бедолага Ванька Балакирев, и ладный аккуратный пол в царских покоях, и грубый шаткий эшафот, и крышка гроба, и плотный частокол до самого неба... И, конечно же, это сценические подмостки, на которые выходят артисты Олег Янковский, Николай Караченцов, Александр Збруев, Александра Захарова, Сергей Фролов, а вместе с ними, но уже на исторической сцене, появляются Петр Великий, князь Меньшиков, обер-прокурор Яг/жинский, императрица Екатерина, шут Балакирев и другие действующие лица восемнадцатого века. Император Петр уже на излете своих сил и величия, уставший и обессиленный, больной, но еще не беспомощный властитель. Всю жизнь сражавшийся с казнокрадством, под конец жизни он убеждается, что не выкорчевал пороков даже среди ближайших сподвижников, и все-таки восхищается, любуется ими — той силой, которую через них пробудил в России, и целует «светлейшего» князя Меньшикова, только что им наказанного. Трагедия власти и престола показана Захаровым как трагедия личности, и в этом спектакль следует пушкинской традиции. Согласно той же пушкинской традиции высшее лицо государства в драматическом конфликте сталкивается с низшим — солдатом, а позже — шутом Иваном Балакиревым, едва ли не единственным, кто поддерживает в Петре слабую веру в будущее России. Спектакль не задается целью ответить «кто виноват?» и «что делать?», но набившие оскомину чертовы вопросы, как старые корабельные гвозди, прочно сидят в нем, как видно, не давая покоя его создателям. В «Шуте Балакиреве» Захарова обжигают боль утраты и мудрость прожитой жизни, совершенное мастерство и правда искусства, рожденная не кабинетными размышлениями о смысле бытия, а трагическим мироощущением большого художника.
|
